Мы с Шеварднадзе в целом согласились с такой оценкой неудовлетворительного положения дел и посоветовали Горбачеву поглубже „прощупать" Шульца.
Горбачев сказал, что именно это он собирается сделать.
В ходе длительной и непростой беседы Горбачев подчеркнул Шульцу свою основную мысль о том, что советское руководство придает важное значение предстоящей встрече в Женеве и исходит из того, что ее проведение в конструктивном деловом ключе способствовало бы улучшению отношений между обеими странами, стабилизации обстановки в мире. При этом внимание высших руководителей США и СССР должно быть сосредоточено в первую очередь на вопросах безопасности обоих государств, прежде всего на решении центральной задачи, а именно недопущении гонки вооружений в космосе и прекращении ее на Земле.
Какое-то время заняла почти философская дискуссия вокруг „ошибочных иллюзий", которые питают обе страны и их правительства в отношении слабостей друг друга и пытаются их использовать. Горбачев был особенно критичен.
В целом, беседа Горбачева с Шульцем проходила в откровенном духе. Горбачев не скрывал своих эмоций, когда говорил о пользе улучшений отношений между нашими странами и необходимости договоренности в области ядерных и космических вооружений. Особый упор он делал на критике программы СОИ (на мой взгляд, он переигрывал в этом вопросе, лишь укрепляя убежденность Рейгана и Шульца в важности этой программы).
Однако все попытки Горбачева завязать с госсекретарем США конкретный разговор по этим вопросам с целью нащупать возможные области договоренности на предстоящей встрече с Рейганом не увенчались успехом. Шульц в своем обычном стиле, характерном для того периода, предпочитал вести диалог в общем плане, сопровождая его необязывающими высказываниями о важности самой встречи на высшем уровне. Не забыл он упомянуть и о правах человека (Горбачев снова отклонил этот вопрос).
Рассказывая на Политбюро о встрече с Шульцем, разочарованный Горбачев прямо сказал, что ему не удалось „завязать" госсекретаря на предметный разговор по центральным вопросам и что, судя по всему, у того „за душой" вообще не было большого багажа по вопросам предстоящей встречи в верхах.
Эти впечатления Горбачева определили суть директив Политбюро к встрече с Рейганом. Это же позволило Горбачеву настроить членов Политбюро на результаты встречи, которые, возможно, не будут отвечать их ожиданиям, что развязывало ему руки для более свободной беседы с американским президентом.
Напористый Горбачев произвел на Шульца впечатление. Судя по поступавшим затем к нам в посольство сведениям, у Шульца после встречи с Горбачевым появилось тревожное чувство по поводу того, что на встрече в Женеве Горбачев может оказать новый, еще более сильный нажим на Рейгана по разоруженческим вопросам, а это в пропагандистском плане может поставить американского президента в сложное положение. Подобные сообщения из разных источников стали появляться и в американской прессе. Рейган насторожился.
Узнав об этом, Горбачев в беседе со мной сказал, что он не заинтересован в том, чтобы Рейган — под впечатлением всего этого — вел подготовку к встрече с ним как к большой пропагандистской битве. Наоборот, встреча должна носить, по возможности, взаимно ознакомительный характер. Надо максимально „прощупать" настроения Рейгана, но не доводить дело до конфронтационной тональности, хотя свои позиции и взгляды он намерен, конечно, изложить американскому президенту. Вообще встреча в Женеве — это скорее трамплин для будущего развития новых отношений с Рейганом, чем для достижения конкретных сиюминутных результатов, которых пока будет немного, подчеркнул Горбачев.
Всем этим он и предложил мне руководствоваться в моих контактах с высшими американскими представителями в ходе подготовки встречи. Я, разумеется, так и действовал.
По возвращении я провел „разъяснительную" беседу с Шульцем по прямому поручению Горбачева. Я объяснил ему принципиальный подход Горбачева к встрече. Сказал Шульцу, что в Женеве, естественно, будет проведен с Рейганом достойный разговор, что никто не ставит себе задачу „кого-то загонять в угол" и что нет нужды в полемике только ради полемики, хотя существо основных вопросов будет, разумеется, обсуждаться со всей серьезностью, прямотой и глубиной, как они того заслуживают.
Шульц воспринял все это с заметным удовлетворением и отчасти даже с облегчением. Со своей стороны он рассказал, что подробно доложил президенту, о своей беседе с Горбачевым. Президент задал много вопросов, интересовался содержанием беседы и описанием манеры ведения беседы Горбачевым.
Рейган сказал при этом Шульцу, что хорошо бы на встрече в Женеве договориться уже о визите Горбачева в Вашингтон в июне следующего года, имея в виду, что затем он, президент, приедет в Москву, где ему давно хотелось побывать.
Я заметил, что проведение встреч на высшем уровне на постоянной и систематической основе, несомненно, было бы полезно для нормализации и развития советско-американских отношений. В Москву я доложил, что официальная договоренность по этому вопросу с Рейганом может — на худой конец — и сама по себе стать неплохим итогом встречи в Женеве.
Мы с Шульцем подробно обсудили ход подготовки к встрече, и, в частности, подписание каких документов могло бы явиться результатом бесед Горбачева и Рейгана. Фактически складывалась такая перспектива, что основным совместным документом встречи должно было стать итоговое коммюнике (заявление), ибо других значительных договоренностей не предвиделось. Условились, что подготовка проекта коммюнике будет продолжена представителями госдепартамента и посольства.
В середине ноября Кендалл рассказал о своем разговоре с Никсоном, с которым Рейган довольно часто беседовал в порядке подготовки к встрече в Женеве. Никсон делился с ним своим опытом.
Бывший президент довольно критически оценивал ход подготовки Рейгана к встрече. Президент плохо знал детали проблем, особенно в области разоружения, и вынужден был полагаться на мнение своих советников и экспертов. Ближайшее же его окружение (которое должно было сопровождать его в Женеву) ориентировало президента в основном„на философский разговор общего порядка", считая, что на такой почве Рейган „сможет удержать свои позиции и противостоять" советскому руководителю. Вообще многие помощники президента, сказал Никсон, склонны рассматривать встречу в основном как позирование перед фотографами руководителей двух сверхдержав. К этому они подбивали и президента Рейгана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
